Гам, гарь, суета, толпы, чрезмерно ярко одетые женщины и как-то очень раскованно ведущие себя мужчины.Юноша из очень религиозной крестьянской семьи решил, что он угодил прямо в Ад. И очевидно, потрясение было столь велико, что он тут же разрыдался.
Он всегда будет в Париже чувствовать себя чужаком. Собственно, именно так к нему относились и окружающие.
Ему было чуждо все, что было в школе изящных искусств. Чуждо было в мастерской очень модного салонного живописца Поля Делароша.
А однокашники его очень опасались, ведь Жан Франсуа был богатырского телосложения, кувалды кулачищи и косая сажень в плечах. И они очень боялись, что он однажды пустит эти кулаки в ход, но он этого не делал.
За глаза они его называли лесным человеком, а мэтр Деларош именовал его нормандским дикарем.
Но когда этот нормандский дикарь надумал уйти из мастерской, маэстро сделал все, чтобы остановить юношу, потому что он прекрасно понимал, какого уровня дарование у его ученика.
Но, так и не смог. Впрочем, ни у кого не нашлось крепкой узды, чтобы можно было удержать этого Данте деревенщины, этого Микеланджело мужичья, художника-пахаря Жана Франсуа Милле.Пожалуй, как никто другой живописец понимал, что труд на земле не просто работа, то судьба.
И у него есть совершенно необычный диптих, две картины – «На работу» и «Возвращение с работы». Две границы обычного крестьянского дня, где важно не то, что написано, а то, что между ними. То, чему Милле и посвятил свою кисть.Когда в 1849 году в Париже началась эпидемия холеры, Милле вместе со своим другом художником-графиком Шарлем Жаке решили покинуть на время столицу.
А к этому времени они уже были наслышаны о том, что есть замечательное местечко в районе леса Фонтенбло. Приехали на дилижансе, вышли посреди дороги и остались одни. Перед ними не было никакой деревушки, ни маленькой, ни большой, только лесной массив. После долгих блужданий по лесу художникам наконец удалось выйти на дровосека, который указал им дорогу на Барбизон.
Так Милле открыл свою Землю Обетованную. Именно сюда он привезет свою семью. Здесь родятся девять его детей. Здесь он напишет свои лучшие творения и однажды обретет вечный покой.
И кредо его было естественным, как для землепашца смена времен года. «Меня никто не заставит кланяться», — говорил Жан Франсуа, — «Не заставит писать в угоду парижским гостиным. Крестьянином я родился, крестьянином и умру. Всегда буду стоять на родной земле и не отступлю ни на шаг».
Утром он возделывал землю, как простой пахарь. Вечерами писал картины.
***
Жан Франсуа Милле родился 4 октября 1814 года в маленькой деревушке Грюши на берегу пролива Ла-Манш близ Шербура в семье сельской интеллигенции.
Отец был органистом в местной церкви. Один из его братьев врачом, другой священником. И все Милле без исключения веками возделывали землю.
Так что Жан Франсуа, как и все крестьянские дети, повзрослел быстро. Помогал на ферме, пас скот, учился в церковной школе. Любил латынь, интересовался учениями французских мыслителей Монтеня и Паскаля, зачитывался Гюго и Шекспиром. Обладал феноменальной памятью. С легкостью цитировал целые страницы из Гомера и Вергилия. Книгой книг полагал Библию.
А когда родители обнаружили у сына тягу к рисованию, то приняли его талант не как отрыв от корней, а как дар свыше.
Отправили в Шербур, в мастерскую портретиста Машеля. Но мальчик по-прежнему приезжал домой в период горячей страды.
В 1835 начал постигать мастерство под патронажем метра Ланглуа. Через два года педагог выхлопотал у шербурского муниципалитета стипендию для его обучения в Париже.
Когда же срок действия пенсиона подошел к концу, молодой художник с ужасом обнаружил, что ни одна его работа так и не нашла покупателя, и взялся за жанр, который всегда давал кусок хлеба живописцам – портрет.
В 1841 Жан Франсуа повел под венец свою избранницу, дочь шербурского портного Полин Виржини Оно. Их чувствам было уже четыре года, а семейному счастью отмерено всего три.
В апреле 1844 года Полин убьет туберкулёз. До конца своих дней Милле будет нести этот крест вины перед Полин. Казнить себя, что не смог справиться с нуждой, которая подтолкнула недуг.
Вернется в Шербур. В сентябре 1845 вновь парижская сутолока. Знакомство с будущими барбизонцами, что предпочитали писать пейзаж непосредственно с натуры. Но в отличии от импрессионистов на пленэре делали лишь этюды. Милле работал только в ателье.
Тогда же судьба тридцатиоднолетнего художника переплетется с судьбой дочери простого рабочего Катрин Лемер.
Отныне у них будет много общих тягот и одно общее счастье – их дети.
Милле находил в обыденном возвышенное, а в сложном простое. Не терпел пустой суеты и даже отказался вступить в федерацию художников, во главе которой встал Курбе в период пребывания у власти парижских коммунаров.
Но, глядя на картины Милле, одни так и продолжали нервно вздрагивать при виде его корявого мужичья, предчувствуя пожары, бунты и плаху.
Другие, уже в XX веке накануне Первой Мировой войны, репродуцировали «Сборщиц колосьев» Милле на плакате рядом с призывом вступать в ряды национальной гвардии.
Милле оказался глыбой, рухнувшей в водоем живописи XIX века, круги от удара которой достигли и XX века.
Так Сальвадор Дали был настолько впечатлен «Ангелом Господним», что создал несколько сюрреалистических версий вечерней молитвы Милле.
Скромный Жан Франсуа даже не мог представить, что спустя столетия его технологии буду изучать крупные специалисты в области искусства и живописцы.
Перспективная точка его взгляда чаще на уровне персонажей, реже сверху. Писал подобно венецианцам эпохи ренессанса сразу на холсте, но делал огромное количество набросков и эскизов.
Был выдающимся рисовальщиком. Работал пастелью, черным мелком, углем. Последним выполнял подкладной рисунок, иногда черным карандашом, затем выводил контуры и растушевывал тени.
Пользовался услугами натурщиков, но и реальную модель подвергал шлифовке фантазией.
Композиционные технологии сродни Пуссену и Тинторетто.
Лепил глиняные и восковые фигурки. Перемещал их на плоскости, выискивая баланс света, тени, ракурсов.
Часто повторял свои старые работы с малыми поправками, уточнял, улучшал их.
Был тонким колористом. Умело использовал резкие контрасты света и тени. Пользовался сильным ослепляющим светом и густым пастозным мазком.
Порой тонко клал красочный слой, позволяя рассмотреть под ним светлую грунтовую основу. Виртуозно владел техникой лессировки.
Нередко покрывал нижний слой краски еще одним, с применением техники сухой кисти. Возникала фактура, словно по краске прошли скребком.
Задний план обычно писал мягко. Холст, состоящий из много фактурных частей – характерная черта манеры художника.
Гладким штрихом отрабатывал портреты. Пожалуй, лучший его портрет – изображение его родной сестры Эмилии.
Грунтовал холсты тонко. В поздний период цветными грунтами.
Предпочитал фактуру узловатых, грубых холстов.
«Я хочу», — писал Милле, — «чтобы в том, что я создаю, не было ничего случайного».
Одна из последних картин Милле «Разорители гнезд» 1874 года. То память детства и сцена словно из апокалиптического кошмара – крестьяне забивают птиц. Краска будто стекает с поверхности холста. А сама история столь трагична, что некоторые усмотрели в ней предчувствие своего близкого конца самим художником.
В конце 1873 года Милле начнет чувствовать себя очень плохо. В мае 1874 получит правительственный заказ для пантеона на цикл из жития святой Женевьевы, небесной покровительнице Парижа.
Успеет сделать лишь несколько предварительных набросков.
Третьего января 1875 срочно закажет в Барбизоне церковный обряд бракосочетания с Катрин. Их союз более 20 лет был зафиксирован гражданским документом, но для Милле клятвы, данные у алтаря, были святы.
Через 16 дней Милле не стало. Художнику было всего 60 лет.
Жан Франсуа Милле. Картина «Сборщицы колосьев»
Когда собирательницы колосьев Милле появились в лощёной атмосфере Парижского салона в 1857 году, зрители буквально впали в ступор. Тут же обозвали сборщиц настоящими страшилищами в лохмотьях, а газетная критика зашлась воплями мрачных предсказаний.
«Вот проходят сборщицы господина Милле. Позади них на мрачном горизонте вырисовываются лики народных восстаний и окровавленные эшафоты», — писала газета Le Figaro.
Но откуда такая реакция? Ведь Милле не был первым в крестьянской теме. Во французской живописи эта традиция восходит еще к средневековым манускриптам. В XVII веке ей посвятили свои работы братья Ленен. Но, наверное, самые знаменитые сцены народного быта принадлежат великому нидерландцу, эталону Милле, Питеру Брейгелю, даже прозванному мужицким.
В XIX столетии мода на крестьянскую тему, казалось, сохранилась. Но теперь крестьян изображали только в двух ипостасях – либо умиление до слез, либо десантированная ирония.
Милле же посмел возвысить образы невежественных детей земли до национальных героев и уровня библейских персонажей.
Так его собирательницы — почти церковная фреска, хотя сбор оставшихся колосьев был в ту эпоху уделом уже полной нищеты.
Не случайно в глубине композиции художник поместил верхового. То надсмотрщик, поставленный следить, чтобы ни один злак не был взят из стогов. Разрешалось поднимать только те крохи, что все еще валялись на земле.
На первом плане три женские фигуры. Две уже согнуты в три погибели. Одна устало тянет руку к земле, пытаясь как бы подцепить пальцами тоненькую соломинку, на которой возможно еще сохранились зерна. А линия горизонта будто наваливается на их изломанные спины всей своей тяжестью.
Лиц почти не видно. Под ними поле, за ними поле. Но художник ничего не драматизировал. Он просто констатировал факт. Земля, труд, человек – такова извечная крестьянская доля. Такова была доля и самого Милле.
