Шишкин Иван Иванович. Певец русского леса

В январе 1832 года в старинном городе Елабуга в семье купца и страстного любителя истории и археологии Ивана Васильевича Шишкина родился младший сын, которого тоже назвали Иваном. Отец поощрял раннее увлечение сына рисованием, в котором отражался естественный интерес мальчика к окружающему миру. Также Иван Васильевич сумел привить сыну тягу к старине, чтению и научному знанию.

В 1844 юный Шишкин поступает в Первую мужскую гимназию в Казани. Однако, приехав летом 1848 года домой, юноша сообщил, что возвращаться в гимназию не намерен. Шестнадцатилетний Иван твердо решил стать художником.
За четыре года, что Шишкин проведет в родной Елабуге, он сможет найти себя в живописи и укрепиться в своих намерениях. Красота прикамских лесов, любовь к родной суровой и величественной природе определили его любовь к пейзажу.

В 1852 году Шишкин покидает отчий дом и отправляется в Москву, где поступает в Московское училище живописи и ваяния, в стенах которого он проведет три с лишним года.
Здесь педагогами был высоко оценен талант Ивана Ивановича как художника-графика. В Москве он впервые обращается к гравюре, создает свой первый офорт.

В январе 1856, окончив учебный курс училища, Шишкин перебирается в Петербург, чтобы поступать в Академию художеств, где он был определен в пейзажный класс. За время петербургского обучения особенно запомнились художнику поездки на Валаам с его дикой и суровой природой.
Этюды, написанные на Валааме, Шишкин отправил на выставку в Москву, где они были проданы, что смогло облегчить крайне стесненное положение живописца в тот период.

Обучение в Академии художеств завершается присвоением Шишкину большой золотой медали за дипломную картину, что давало художнику право на пенсионную поездку за границу. В Европе живописец посетит Берлин, Мюнхен, Прагу, Дрезден, Цюрих, Дюссельдорф, Саксонскую Швейцарию и Богемию. Позже были Париж, Брюссель и Антверпен.

В 1865 году, по возвращении в Петербург из трехлетней заграничной поездки Шишкин получает звание академика.
В 1868 Иван Иванович женится на сестре своего друга художника Федора Васильева Евгении Александровне. Спустя год у молодой четы появляется дочь Лидия, а затем и двое сыновей – Владимир и Константин.

Семейное счастье плодотворно сказывается на творчестве художника. Он много работает. Рисует пейзажи Подмосковья, Валаам, окрестности Петербурга и Елабугу, исследуя самые сокровенные уголки русской природы.
В начале 70-х вместе с Крамским и рядом других русских художников он учреждает товарищество передвижных художественных выставок.

1872 год открывает черную полосу в жизни художника. Умирает его отец, а затем и сын Владимир. А в 1874 от чахотки гибнет жена Евгения Александровна, а годом позже умирает и младший сын Константин.
От глубочайшей депрессии Шишкина спасает только работа.

Благодаря передвижным выставкам, на которых экспонируются его картины, растет популярность художника. С известностью и признанием к Шишкину тянутся и ученики.
В 1878 в учениках у мастера окажется молодая художница Ольга Лагода. Со временем их отношения перерастут уроки живописи и в 1880 Шишкин поведет Ольгу Анатольевну под венец.

Через год на свет появиться дочь Ксения, но и в этот раз семейное счастье художника было недолгим. Через месяц после родов Ольга Лагода умрет.
В 1870-1880-х, наряду с всеобщим признанием Шишкина как выдающегося пейзажиста, к нему придет и слава крупнейшего русского гравера. Всего за свою жизнь художник издаст четыре альбома своих офортов

В 1890-х Шишкин много времени отдает преподаванию, будучи профессором пейзажной живописи Академии художеств.
Одновременно проходят большие персональные выставки мастера, на которых, помимо больших пейзажных полотен, широко представлены этюды разных лет.
Несмотря на преклонный возраст Шишкин потрясающе работоспособен и, как и прежде, большую часть времени проводит за мольбертом.
8 марта 1898 года Иван Иванович Шишкин скончался в своей мастерской, как он сам того и желал, с кистью в руке, работая над очередным этюдом.

Шишкина называют певцом русского леса, и это верно. Особенно если вспомнить, что для русского человека, для русского зрителя лес всегда больше, чем просто пейзаж. Лес – это, если угодно, часть национальной философии, национального ощущения мира.
Но одновременно, называя Шишкина поэтом русского леса, мы вольно или невольно сужаем рамки его таланта.
Когда уже глаза привыкают к бесконечному шишкинскому лесу, художник вдруг снова берет наше внимание, если вдруг мы увидим в лесу человеческие фигуры.

Скажем, картина «Дождь в дубовом лесу» 1891 года. Напоенный влагой просторный дубовый лес. А в центре под зонтиком мы видим две фигуры и еще одна впереди, и картина как будто оживает, становится гораздо полнее и интереснее, чем если бы просто перед нами был пустой и безмолвный лес.

Также и на другой картине художника «Ручей в березовом лесу» две крестьянские девочки, и мы видим, как хорошо они знают эти лесные тропинки. Лес, хотя и большой, не страшен им. Напротив, он кажется им родным домом. А ведь так и было. Русский лес спасал от врагов, голода, от несправедливости жизни. Он как символ всей природы, которая раскрывает свои объятья, чтобы принять человека.

У Шишкина в пейзажах настроение приглушено. Он, скорее, желает говорить с нами символами, как в картине «На севере диком», чем настроением, переданным в красках.
Кисть Шишкина спокойна, сдержана, в отличие от кисти Левитана, этого создателя пейзажа-настроения. Но тем дороже для нас нотки настроения у Шишкина. Нам мало просто спокойного, величавого пейзажа. Нам необходима какая-то скрытая драматургия. Как у Левитана в ученической еще картине «Осенний день. Сокольники». Там у Исаака Ильича уже его левитановская осень, и романтическая женская фигура, приближающаяся к нам по дорожке парка. В композиции даже, отчасти, настроение схоже с шишкинским «Дождем в дубовом лесу».

А вот знаменитое «Утро в сосновом лесу» кажется нам слишком театральным. Впрочем, здесь сказывается удаленность эпохи. Если для Шишкина, страстного охотника, медведи в русском лесу не были уж такой неожиданностью, то это вряд ли можно сказать о нас.

А, к примеру, такая ранняя работа, как «Полдень в окрестностях Москвы», написанная вскоре после возвращения из заграничной поездки, дорога нам как свидетельство времени, безнадежно ушедшего, но не безнадежно забытого. Мы смотрим на это поле с поспевшей рожью, на проселок с лентами луж. Смотрим на крестьянок в сарафанах и крестьянина в красной русской рубахе. Видим русские солнечные дали, бездонную чащу неба, острие колокольни. Видим старое время и какую-то другую, более полную правду, чем ту, которую предлагают учебники истории. Ведь разве пишут они о небе или поле, или счастливых загорелых крестьянских лицах, на которых то выражение мирного счастья, которое бывает у честно поработавших людей? Разве пишут они об августовском ветерке?

Перед любым художником стоит опасность стать невольником однажды удачно найденной манеры, темы, стиля. Редкий художник решится ломать самого себя. Искать что-то новое, рискуя потерять уже достигнутое. Это особенно трудно тем, к кому пришел успех.
В Шишкине, наверное, есть плен манеры, плен темы. Но и всякий раз, когда он отступает от себя привычного, мы смотрим на него с особенным интересом.

Одна из лучших картин, ее называют символом России, знаменитая «Роща». Мы видим дорогу, которая идет, петляя через поля. Мы видим волнующееся море золотой ржи, одинокие сосны с тяжелыми, нагретыми солнцем ветвями и тон солнечно-голубого, почти прозрачного неба. Кажется, что может быть привычней для крестьянской России? Но картина содержит какое-то необъяснимое напряжение, таинственно волнующее струны русской души.

Шишкин сумел необыкновенно достойно завершить свой творческий путь крупными значительными произведениями. Новый XX век начался без него, но с его огромным творческим наследием.