Орест Адамович Кипренский

Удивительное «движение жизни» и трагическая развязка судьбы художника, являлись зеркальным отражением нервного и яркого стиля романтизма, который глотком свежего воздуха ворвался в живописную среду начала XlX века. Орест Кипренский предпочёл свободу чувств «сухому» и «рассудочному» классицизму, неизбежно перенеся художественные убеждения на свой личный жизненный путь.

Рождённый ораниенбаумской крепостной Анной Гавриловой, близ села Копорья (Петербургской губернии), мальчик нарекается Орестом. Так пожелал барин, предполагаемый кровный отец будущего художника – помещик Алексей Степанович Дьяконов. Ребёнок – байстрюк с именем безудержного древнегреческого бога – пример редкостного сочетания и фаталистического влияния на дальнейшую судьбу. Интересны метаморфозы и с фамилией художника. Изначально данная по месту рождения, как внебрачному ребенку, фамилия Копорский, спустя время, была переименована в более благозвучную – Кипренский.

Через год после рождения мальчика, мать отдают замуж за дворового крепостного с немецкими корнями – Адама Швальбе, портрет которого в будущем художник талантливо напишет и выставит в Италии, поразив всех «рембрантовской» выразительностью письма. Сильный, глубокий образ стареющего мужчины показан Кипренским с сыновьей признательностью и большим уважением.

Шести лет мальчик получает вольную и в 1788 году определяется на обучение в Императорскую Академию Художеств (сейчас институт им. И. Е. Репина, Санкт-Петербург), где проходит сложный путь становления как художника, длиной почти в семнадцать лет. Его учителями были известные, прославленные мастера исторического и портретного жанра: первый наставник – К. И. Головачевский, последующие учителя – Г. И. Угрюмов, французский живописец Г. Ф. Дуайен, Д. Г. Левицкий, не преподававший в Академии при Кипренском, но оказавший сильное влияние на юного художника виртуозными портретами екатерининских времён.

Академия была выбрана неслучайно. Детство Кипренского проходило на южном берегу Финского залива, близ пустых и загадочно-красивых ораниенбаумских садов. Там время останавливалось. Тихие пруды тянули заглянуть в них, а случайные тени, скользящие по неподвижным античным статуям распаляли и без того яркое воображение ребёнка. Возможно, тогда и зародилась в мечтательном Оресте великая художественная одарённость и тяга к чувственно – прекрасному.

Дома он изображал свои впечатления на бумаге. Приёмный отец Кипренского, увидев серьёзную увлечённость мальчика рисованием, сказал об этом участливому Дьяконову. Судьба маленького Ореста была решена. Тем же путём пошёл брат художника – Александр Швальбе. Но жизнь молодого человека оказалась недолгой – он погиб в расцвете лет.

«Ветер романтики шумел над Европой», но авторитет Академии, её ориентиры на спокойно-величавые, классические образы ещё прочно стояли незыблемой стеной. Тем не менее, внутренний дух свободы и бунтарства начал проявляться во взрослеющем юноше. К 1802-1803 годам в рисунках молодого студента появляется заметная нервозность, линии разрываются и путаются, в сюжетах сквозит повышенный драматизм. Эмоциональна и колористическая палитра, в которой не последнюю роль играет цветовой акцент, а сложная тональность работ открывает глубину пространства, навевая тревожную торжественность. Романтические веяния, получившие полное распространение в Европе на стыке двух веков, начинают охватывать горячие молодые сердца художников Академии в России. Ярким примером таких изменений могут послужить наброски и эскизы Кипренского последних лет обучения.

Запоминая слова учителей, художник всматривался в лица людей своего времени, он изучал их краски, чувства, словно слышал их тайные мысли. Такое проницательное исполнение навсегда закрепило за Кипренским звание блестящего мастера-портретиста. Но художник окончил Академию по классу исторической живописи, в силу обстоятельств и своих личных заблуждений, долго пытаясь получить высокую оценку за мастерство как исторического живописца. А портретным жанром занимался лишь для насущного заработка.

Распространяя жёсткие правила и убеждения, Академия считала историческую живопись наивысшей и сложной из всех жанров изобразительного искусства. Тематика, с которой работал юный Кипренский – мифологические сцены античности, исторические сюжеты, в так же библейские придания, – требовала от него блестящих знаний рисунка, живописи и глубокой внутренней сосредоточенности. Несмотря на свою безудержную, нетерпеливую натуру, молодой художник проявлял огромную работоспособность и любовь к делу жизни. Противоречия окутывали его так же, как и легенды.

«Пылкий Орест», — так звали Кипренского друзья, – влюбившись в одну юную особу, которой нравились военные, дерзнул броситься из толпы к самому императору с просьбой о зачислении его на военную службу, вызвав полное негодование как со стороны Павла I, так и полиции, немедленно схватившей художника. Кроме публичного выговора в стенах родной Академии, Кипренский ничего не получил в наказание. Было ли это чудесным везением или заслугой наивного юношеского обаяния – остаётся только гадать.

К окончанию обучения молодой художник представляет на оценку учебного Совета трудоёмкую, многофигурную композицию: «Языческие жрецы убивают первых христиан». Но желаемого эффекта картина не произвела, оставив Кипренского в замешательстве и без Большой золотой медали. Сумев получить за последние годы две Малых золотых и три серебряных медали, художник был разочарован таким окончанием.

Благодаря Совету Академии (главным образом протежированию графа А. С. Строганова) и личному упорству Кипренского, участвовать в конкурсе разрешено вторично, числясь в заведении ещё три года, но уже не живя в нём. Наконец в 1805 году художник удостаивается Большой золотой медали за картину «Дмитрий Донской на Куликовом поле». Работа была выполнена по всем канонам классической живописи Академии, но трудно сказать – этого ли желала сумасбродная, поэтическая душа Кипренского…

Получая право поездки в Италию на «государственный кошт», молодой художник и не предполагал, что воспользуется им только через одиннадцать лет. Европа сотрясалась от наполеоновских войн, не обошла эта беда и Россию.
В результате – ещё три года сотрудничества с Академией, множество дорог и слава живописца.

В феврале 1809 года, как помощник скульптору И. Мартосу, Кипренский командируется в Москву. Предстояла работа над скульптурой группой, посвящённой Минину и Пожарскому. Одновременно растёт молва о мастерских портретах художника. Люди разных сословий, возрастов, с многообразием внешних и внутренних характеристик, в моменты творческого озарения, грусти или досуга – всегда интересовали Кипренского.

Горят живым артистизмом и собственные образы художника. «Автопортрет с кистями за ухом» (около 1808) удивляет смелостью и раскованностью молодого живописца. Резкие блики, насыщенные тени, пылкие тёмные глаза – приоткрывают перед зрителем тайны страстной юношеской души. «Автопортрет в розовом шейном платке» (1809), сделанный чуть позже, несёт абсолютно противоположное настроение: отстранённый, немного колючий взгляд красивого светского молодого человека. Сложность внутренних противоречий проявляется мгновенной печатью на прекрасном лице. Такой образ типичен для загадочного романтизма.

На протяжении всей жизни художник изображает себя, и в каждом последующем портрете – изменяется взгляд, настроение, мысли Кипренского, следом за его непростой судьбой. И здесь воплощаются идеи излюбленного им романтизма – в непостоянстве и зыбкости бытия.

Москва гостеприимно приняла талант молодого художника. Любимец публики, он в числе приглашённых на светские мероприятия, в дома выдающихся и влиятельных людей. Позже, в 1811 году переезжает в Тверь, где работает при дворе княгини Екатерины Павловны – дочери Павла I. Картины этого периода – жемчужины творчества Кипренского.

В портрете мальчика Александра Челищева (1809) можно разглядеть будущего участника военных сражений 1812 года. Во всём его облике больше взрослости и собранности, чем детской наивности. Глаза ребёнка умны и бесхитростны. Детский портрет привлекал романтиков своей чистотой и искренностью души.

Парный портрет Ростопчиных (1809) разбивает супругов на две явные противоположности.
Открытая, светлая, уже немолодая, женщина, с застывшими словами на детских губах. Словно в замешательстве, она не позирует художнику, а пытается только, затаив дыхание, не навредить чуткому процессу творчества. Портрет же супруга, напротив, раскрывает сложный, жёсткий внутренний мир мужчины. Крутой, высокий лоб, холодный взгляд чуть выпуклых глаз, надменно поднятые брови – красноречивые свидетели недружественного характера Ростопчина. Портреты разобщены и колористически, что вполне соответствует духу нового стиля.

В марте 1812 года, вернувшись в Петербург прославленным мастером, Кипренский получает звание академика за комплекс работ, созданных в плодотворные три года отсутствия.
Серия замечательных рисунков художника в годы Отечественной войны 1812 года – посвящена русским офицерам, участникам военных сражений. Впервые в художественной культуре России камерный графический портрет приобретает самостоятельное значение.
Изображая молодых офицеров, которые в любую минуту могут быть отправлены на фронт, мастер стремится работать быстро и эффектно, прибегая к живописной графике с применением мягких материалов: итальянского карандаша («чёрного мела»), цветной пастели и акварельных красок.

Особое место в творчестве Кипренского занимают портреты прославленных поэтов. Среди них наиболее народные и любимые – образы мечтательного В. А. Жуковского (1816) и одухотворённого А. С. Пушкина (1827).
Трудно поверить, перед нами 28-летний Пушкин, но у поэта словно нет возраста, он вне его, он бесконечен, как всё гениальное. Кипренскому удалось написать картину – знак, выражающую самые распространённые образные представления Пушкина, изобразить символ эпохи, символ литературы и человеческого гения.

Взгляд Пушкина ускользает от любопытного зрителя, ни с художником, ни с публикой, он не ищет беседы. Поэт замкнут и внутренне встревожен. О напряжённости позы говорят скрещенные на груди руки. Кажется, он вслушивается в глубины своей поэтической души, откуда тихим эхом доносятся волнующие строки. Ещё мгновение и сомкнутые губы вздрогнут, произнеся заветную рифму.
Символическая муза с лирой на заднем плане дополняет творческий настрой портрета, намекая на свою гармоничную соединённость с изображённым.
Позже А. С. Пушкин, со свойственной ему тонкой иронией и лёгкой грустинкой, отметит в стихах: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит». Тем не менее его современники утверждали обратное, считая образ поэта наиболее достоверным.

В 1816 году, как только улеглись военные страсти, Кипренский уезжает в Италию. Художник изучает наследие великих мастеров эпохи Возрождения, работает в Риме, Флоренции – городах, где много русских аристократов, желающих щедро отблагодарить знаменитого соотечественника. Главную же тему для отчётной картины выбирает из мифологии: «Аполлон, поражающий Пифона», вновь испытывая себя в историческом жанре. Но работа над произведением не продвигалась. Не желая верить своему истинному творческому предназначению, спустя некоторое время берётся за новую историческую тему: «Анакреонова гробница». Участь этой картины была ненамного лучше: на выставке в Риме полотно приняли холодно.

В 1818 году Петербургская публика с приятным удивлением встретила картину Кипренского «Молодой садовник» (1817), доставленную как отчётное произведение мастера. От работы веяло духом старой итальянской живописи и необыкновенной романтикой далёкой, солнечной страны.

Примерно в это же время художник пишет портреты, прославившие его в Италии: А. М. Голицына (ок.1819), С. С. Щербатовой (1819); необыкновенные, символичные произведения – «Цыганка с веткой мирта» (1819) и «Девочка в венке из маков с гвоздикой в руке» (1819). На картине изображена маленькая Мариуччи – последняя любовь мастера, невероятная и сказочная. Шестилетняя девочка, случайно попавшая в мастерскую, сильно привязала к себе одинокого Кипренского. Он трепетно заботился о ней, задерживая отъезд в Россию. Но непорядочная, алчная мать «юной вакханки» начала денежный шантаж художника. После долгих тяжб Анну-Марию Фалькуччи отдают в воспитательной учреждение, где она была лишена общения как с матерью, так и с её нежным опекуном. Вернувшись в Италию повторно, заскучавший Кипренский находит свою Мариуччи взрослой, красивой девушкой. Он делает ей предложение и, приняв католичество, тайно женится на ней. Но это было позже…

Прославленный Кипренский первый среди русских мастеров удостаивается чести в заказном Автопортрете (1820, Уффици) для галереи Уффици во Флоренции.

После Италии Орест Адамович больше года живёт во Франции, после – задерживается в Мариенбаде (Германия), общаясь с Гёте и рисуя его.

К парижскому периоду жизни относится тонкий, блистательный портрет Е.С. Авдулиной (1822), показательно демонстрирующий вершину мастерства художника. В сложенных руках модели, пейзаже за окном – заметно некоторое сходство с загадочной Моной Лизой Леонардо. Возможно, дух соревнования с великим гением далёкой эпохи, заставил Кипренского прибегнуть к этой аналогии. А быть может, благоговение перед композиционной эстетикой итальянского Ренессанса.
Игра на сложных цветовых отношениях, великолепная тональная проработка, мастерское владение светом, искусный рисунок и деликатно раскрытая психологическая характеристика незаурядной женщины включают этот портрет в коллекцию самых лучших образов романтизма.

Летом 1823 года холодный, недружелюбный Петербург встречает художника. Причин такого приёма было несколько: недовольство власти за столь долгое отсутствие и недобрая молва клеветников. К тому же отчётные картины Кипренского так и не прибыли из Рима, что послужило поводом для обвинения его в праздной жизни.
Слухи о маленькой итальянской девочке, так сильно завладевшей сердцем художника, взбудоражили северное петербургское общество. Но не только эта история породила кривотолки. Под конец своего пребывания в Италии, Кипренский оказался главным подозреваемым в деле об убийстве натурщицы. Как выяснилось – женщина, позировавшая ему, была убита слугой художника. Эта чудовищная история тяжёлым шлейфов неслась за Кипренским, отравляя ему жизнь.

Художник с трудом переживает общественный бойкот, глубоко оскорбившись таким приёмом.

В письме скульптору С. И. Гальбергу в Рим Кипренский с досадой пишет: «Живите в Раю Земном и оживляйте мраморы. Совет мой крепко в душе своей держите: что лучше холодные камни дёшево продавать, нежели самому замёрзнуть на любезной родине…».

В Петербурге художник живёт и работает в доме графа Д. Н. Шереметьева, который помог Кипренскому в трудные дни, обеспечив его мастерской и кровом. Постепенно заказы начинают поступать, художник вновь обретает уверенность и щедрых клиентов. Но боль от обиды остаётся в душе мастера.

На смену торжественным парадным портретам, в моду русского общества вошла нарочито неброская, но выразительная простота изображаемого человека. Исполняя пожелания заказчиков, Кипренский, однако, не уходит от излюбленной внутренней характеристики портретируемого. Портретные образы становятся «сложнее», не раскрываясь с первого взгляда. Среди них несколько театральный портрет А. Ф. Шишмарёва (1827), портрет танцовщицы Е.А. Телешовой (1828) в роли Земли; «неприкаянный», как будто вырезанный, образ генерала К. И. Альбрехта (1827) на фоне природной пасторали. Портрет Д. Н. Шереметьева (1824) удивляет искусственной натянутостью позы. Подобными несоответствиями и странностями картины художника заставляют задуматься и взглянуть на представленных «героев» иначе, быть может, не так поверхностно, как привык скользить взгляд зрителя.

К числу работ этого времени относится Автопортрет в полосатом халате (1828), как и многие портреты позднего периода – содержащий «двойное дно». Изначально открывается щеголеватость художника, некоторая манерность. Но заглянув в глаза мастера, устало смотрящие сквозь нас, понимаешь – насколько богат его внутренний мир, уже не замечая «внешнего».

В 1828 году Орест Кипренский вновь уезжает в Италию. Его сердце таит много надежд, которым, увы, не суждено будет сбыться.
Художник усиленно работает в Неаполе, создавая пейзажи с видами вулкана Везувия и Неаполитанского залива, продолжая традицию заказных портретов (Ф. А. Голицын (1833), Б. Торвальдсен (1831) и др.). В который раз возвращаясь к историческому жанру, пишет аллегорическую «Сивиллу Тибуртинскую» (1830) – предсказательницу с застывшими, печальными очами.

К тому времени в Риме снискал большой успех талантливый Карл Брюллов, Кипренский оказался в тени этой славы. Его забыли так же быстро, как и на родине. Не желая сдаваться, художник решается на эффектный большой парадный портрет, в духе знаменитого Брюллова, но не справляется с ним, переоценив свои возможности. А между тем, такие «живые» жанровые портреты как «Читатели газет в Неаполе» (1831,ГРМ), «Неаполитанские мальчики» – рыбаки (1829, ГРМ), «Девочка с виноградом» (1831, м. Кишинёв) — поистине заслуживали внимание зрителя. Картины интересны своей образностью, открытостью чувств и необычным композиционным решением.

В 1831 году Академия Художеств присуждает Кипренскому звание профессора исторической и портретной живописи 2-ой степени, что давало право на дворянство в России.
Однако, заказов поступало мало и средства художника не позволяли жениться на любимой Мариучче. Ему пришлось много ездить по Италии, чтобы набрать нужную сумму и осуществить заветную мечту. В 1836 году их обвенчали.

Кипренский собирался вернуться в Россию и уже готовился к поездке. Но, по роковому стечению обстоятельств, сильно простудившись, умер от воспаления лёгких через несколько месяцев после свадьбы в возрасте 54 лет. Молодая вдова художника носила под сердцем его единственную дочь, Клотильду.

Смелый и мечтательный, безудержный и ранимый, глубокий, тонкий, проницательный портретист, писал свои картины, как будто жил в них, но прожил – одним мигом, взмахом кисти. Орест Кипренский создал удивительный тип портрета – «люди-судьбы», максимально приблизив зрителя к тайнам души и жизни изображённых персонажей, разрушив холодную стену отчуждённости времён.
Погребён художник в Риме, в церкви Сант-Андреа-делле-Фратте, там же стоит стелла «в честь и в память Ореста Кипренского, самого знаменитого среди русских художников…».