Иван Константинович Айвазовский (Ованнес Айвазян) — русский художник-маринист армянского происхождения. Так, как он, до него в России море не писал никто.
Иван Айвазовский родился в начале девятнадцатого века, 17 июля 1817 года в древнем крымском городе Феодосия. Судьба даровала ему жизнь на берегах Черного моря лицом к лицу со стихией. Взгляд его привык к широкому раздолью волн, а слух — к неумолчному шуму прибоя. Еще ребенком он сам научился играть на скрипке и начал заниматься рисованием.
За игрой на скрипке и застал его феодосийский градоначальник Казначеев. Восхищенный юным дарованием, чиновник решил оказать финансовую помощь в развитии талантов Ивана.
На деньги Казначеева мальчика отправили в Симферопольскую гимназию, а потом послали в Петербург, в академию художеств, учится живописи за казенный счет. На вступительных экзаменах требовалось хорошо рисовать человеческую фигуру. Айвазовский справился с этим, прямо скажем, неблестяще и впредь не был сколько-нибудь выдающимся портретистом, но был зачислен в пейзажный класс. Учеником академии юноша много писал Петербург, его каналы, реки. Пейзажи ему удавались. Но по-прежнему море занимало все его воображение, и он умел изображать его с изумительной выразительностью и поразительной быстротой.
О первых же его самостоятельных работах газеты писали как о серьезном художественном событии. Вот, например: «картина Айвазовского, изображающая пароход, идущий в Кронштадт, говорит без околичности, что талант художника поведет его далеко. Изучение натуры откроет ему сокровища, о которых теперь талант только догадывается».
Двадцатилетний выпускник академии золотой медалист Айвазовский не успел опомниться, как стал знаменит. Заказы сыпались дождем, награды тоже. Следующие пять лет принесли ему дворянскую шпагу, звание профессора, звание академика живописи Российской и еще трех заграничных академий. Работы сходили с мольберта как по конвейеру, одна другой примечательней.
Император Николай Первый благоволил к нему и закупал на корню его работы. Картины живописца украшали парадные интерьеры императорских дворцов и загородных резиденций.
Он был уже больше, чем художник — он был государственным художником.
В 1844 году его причислили к главному морскому штабу. В те времена фотография была редким и дорогим развлечением, поэтому живописцы, предельно верные натуре, требовались любому ведомству, а уж военному в первую очередь. Писанные ими виды городов и крепостей, батальные картины имели статус документа. Штабисты понимали, какая находка для них Айвазовский, с его любовью к морю и всему, что с морем связано. От него ждали многое, и многое старались ему показать. Специально для него на Кронштадтском рейде устраивали артиллерийские стрельбы, чтобы он мог увидеть, как скачут, рикошетируя по воде, ядра. Он смотрел во все глаза и запоминал.
Однажды, находясь в Италии, он проделал опыт – трудился три недели и зарисовал пейзаж с фотографической точностью, не упустив ни одной детали. И тут же написал две картины залпом по памяти. На выставке зритель равнодушно проходили мимо первого пейзажа и надолго останавливались у следующих двух. Сам он говорил – человек, не одаренный памятью, может быть отличным копировальщиком, живым фотографическим фотоаппаратом, но истинным художником никогда.
Есть такое редкое свойство человеческой психики – Эйдетизм. Эйдетическая память способна навсегда сохранить в подробностях однажды увиденное. Айвазовский, видимо, обладал этой способностью в очень большой мере.
Непременное условие моей мастерской – говорил живописец — гладкие стены, не обвешанные ни картинами, ни эскизами. Наступал час озарения и на этих стенах вспыхивали воспоминания. Их оставалось только запечатлеть. Рождалась картина иногда за день, а иногда и за полтора, два часа.
Воспоминания всегда эмоциональны, их окраска зависит от личности, а личность была увлекающейся, романтической, и потому о картинах художника продолжали говорить: хорошо, но преувеличенно… но слишком театрально… поменьше эффектов… поменьше всяческих бликов и лунных дорожек – твердили критики.
Илья Ефимович Репин заметил, что на одной картине Айвазовского предметы освещены с двух сторон.
— У вас два солнца, Иван Константинович? Как же так?
— Ах, Илья Ефимович, какой же вы педант – отвечал живописец.
Критика критикой, а вот что писал художнику обыкновенный зритель, никакого отношения к искусствоведам не имеющий, заслуженный боевой генерал, покоритель Кавказа, Ермолов:
На днях в доме господина Мамонтова я видел две картины. И скажу просто, что чувства мои зависели от полного вашего произвола. Я приходил в ужас от бури и погибал в волнах, выбираясь из них без надежды на спасение. Я уверен, что в лице моем видно было, что я струсил ужасно.
Движение живых стихий неуловимо для кисти. Писать молнию, порыв ветра, всплеск воды немыслимо с натуры. Для этого-то художник и должен запоминать их, и этими случайностями, равно как и эффектами света и теней, обставлять свою картину.
Ужас. Восхищение. И еще, вдобавок, надежду. Девятый вал, по морскому поверью, самый сильный и страшный. Если уж пережил его, пусть и верхом на сломанной мачте, значит, почти наверняка спасешься. «Девятый вал», наверное, лучший рассказ живописца о море, и одновременно, наиболее полное выражение его взглядов. Середину девятнадцатого века Россия встретила в войнах. Шла борьба за влияние на Черном море. Художник главного морского штаба Айвазовский покинуть прифронтовую полосу медлил. Он должен писать картины на военные темы. Летом 1854 года он сделал то, до чего поэты, артисты и музыканты додумались гораздо позже. Он привез свое искусство на фронт, представив на суд моряков в осажденном Севастополе пять своих полотен. Офицеры ездят на выставку прямо с передовой. О полотнах идут горячие толки. Айвазовский вслушивается и тут же исправляет ошибки.
А он писал и писал море. Море на его картинах перестало быть золотым. Теперь оно чаще серое, жемчужное, но по-прежнему романтическое. И по-прежнему он любит силуэты скал и пишет лунные дорожки. Обязательно в один прием. Иногда целый день, не останавливаясь.
Шло время. Менялись художественные направления. Уже в живописи восторжествовал реализм, а Иван Константинович остался патриотом однажды избранной темы. Он пишет свое море, праздничное и грозное.
О его творчестве по-прежнему не умолкали споры. О нем говорили, что он, собственно, ничего особенного не внес в русскую культуру. Так, умелый ремесленник, научившийся потакать публике с помощью набора нехитрых приемов. Но были мнения и другие. Кто бы и что бы ни говорил, Айвазовский есть звезда первой величины во всяком случае. И не только у нас, а и в истории искусства вообще.
Сам он в пересуды не ввязывался. О шести тысячах своих произведений отзывался так: о достоинстве их я не скажу, но что писал их с большой страстью, это верно. Он работал над холстом «взрыв корабля» и не успел ощутить, как взорвалось его собственное сердце. Иван Константинович Айвазовский умер 2 мая 1900 года. Так как он, море после него в России не писал никто.
Картина «Девятый вал» (краткое описание)
В 1850 поду Айвазовским была написана знаменитая картина «Девятый вал». Своим названием она обязана распространенному мнению, будто бы каждый девятый вал во время шторма является особенно большим, превосходящим все другие.
На картине мы видим раннее утро после штормовой ночи. Первые лучи солнца освещают бушующий океан и громадный девятый вал. А на пути огромной волны люди, уцелевшие при крушении корабля, крепко держащиеся за обломок мачты в надежде выжать в борьбе со стихией.
Позади страшная ночь, крушение корабля и гибель почти всего экипажа. Но несмотря на драматизм сюжета, картина не оставляет мрачного впечатления, наоборот — она полна света и воздуха и вся пронизана лучами солнца. Наполнена верой людей в способность пережить буйство стихии. Надеждой, что грозные волны отступят также, как отступила тьма.
